Фабричева Берта Иосифовна

Я, Фабричева Берта Иосифовна, родилась в г. Дятъково Брянской области 7 ноября 1934 года. Мать - Мицкевич Александра Николаевна, работала на Дятьковском хрустальном заводе рабочей. Отца я не помню. В 1938 году он был забран, а в 1959 году было сообщено, что он реабилитирован. Умер в 1945 году. Во время войны находилась в г. Дятькове, а в 1943 году семьей были угнаны немецко-фашистскими захватчиками в Австрию, где были освобождены частями Советской Армии в 1945 году.

Возвратясь домой, я поступила учиться в первый класс. В 1951 году окончила семь классов Дятьковской средней школы и поступила учиться в Дятьковский индустриальный техникум, который окончила в 1955 году и была направлена на работу в г. Улан-Удэ на стекольный завод, где и работаю по настоящее время.

Муж работает на Улан-Удэнском стекольном заводе.

Имею двух детей.

Сын, 1956 года рождения, учится в Восточно-Сибирском технологическом институте. Дочь, 1963 года рождения, ученица шестого класса.

22.05.76 г. Подпись. *

«Самое раннее воспоминание моей жизни - голос мамы и руки отца Иосифа Пиушовича. Лица его я не помню: его арестовали в тридцать восьмом году. Запомнила запах мазута: отец работал кочегаром, потом помощником машиниста на железной дороге. Но это после того, как был исключен из партии. Папа наш был грамотный (закончил институт), Высшую партийную школу и, как тогда говорили, был политически подкованным. Работал преподавателем в Дятьковской школе, на партийной работе, завкомом на чугунолитейном заводе. В числе посланцев партии направили в колхоз, председателем. Там в него стреляли. Тома (так мы в семье зовем брата) едва не утопили в бочке. Нашелся человек, оклеветавший отца, и мы лишились его. Помню: пришли два человека, сказали: вас направляют учиться. До сих пор «учится» наш папа...

Мама обивала пороги - бесполезно. Однажды в тюрьме сквозь лязг засовов услышала его голос. «Юзис, что ты наделал?» А он ни в чем и не был виноват. Получил 10 лет без права переписки, что означало расстрел. Но была еще одна версия: папа умер в лагере от разрыва сердца. Так доподлинно ничего о нем не знаем. Реабилитирован в пятидесятых годах. Помню, маме выплатили денежную компенсацию, 120 рублей. Мы с братом просили ее купить себе пальто: она все время ходила в телогрейке. Но денег на пальто не хватило, купили платье.

Мама, Александра Николаевна, замуж больше не вышла. Папа наш литовец, мама русская. Тома назвали в честь героя книги Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома». Мама была из рабочей семьи. Жили мы на Хрустальной улице, работала она на стекольном заводе.

После ареста отца мама сама вышла из партии. Сказала: «Ленин умер - и правда умерла». Мне было три года. Дяди из НКВД беседовали со мной: давали конфеты, гладили по голове, что-то спрашивали, а я палец в рот и молчу. Что я могла сказать?

Первые воспоминания о войне - бомбежки. Прятались в картошнике и в подвалах. Меня во время бомбежек, как котенка, кто успеет схватить, тот и тащит. Однажды взрывной волной нас с двоюродными сестрами так отбросило, чудом остались живы. Смех и горе: спрячемся на огороде, а сверху набросим дедов полушубок. Однажды прямо в огороде разорвалась фугасная бомба. Крыши как ни бывало, все стекла выбиты. На лавке у окна стояла квашня: стекло в тесто. Думаете, выбросили? Перебрали руками и испекли хлеб.

Когда началась война, мне было семь лет, и я тоже помню казненных партизан. Почему-то особенно запомнила одного, без ноги. Дома было страшно жить одним, и мы перебрались к тете. Город переходил из рук в руки. Утром проснешься и не знаешь, какая власть. Однажды идем с тетей, навстречу по Брянской улице обоз. Ждали своих. И правда, шапки со звездой, форма вроде как у красноармейцев. Но это оказались «белорукавники» - предатели, и немцы с ними. Ну, а потом начались облавы. Погнали нас на вокзал. Немцы с автоматами с двух сторон коридором стоят. Детей у матерей вырывают, те не дают. Страшно вспоминать.

Были вместе с нами соседи со Смоленской улицы, Буяновки, Куликовки, Пильни. Целый эшелон. Дорогой давали баланду (я говорила: «горох с дырками», черви его поели) и картофелину в мундире. Вагон закрыт всю дорогу. Для нужды - дырка в полу. Мама умудрилась захватить тазик.

В Алитусе, помню, сгрузили нас, стоят двое с хлыстами. Здесь всех наголо остригли. Я маленькая, мне чубчик оставили. А у мамы косы ниже пояса, она уговаривала оставить ей косы, протянула золотое колечко. Кольцо «парикмахеры» взяли, а волосы срезали. Они волосом маты набивали.

В Вене было страшно, когда разделили детей и взрослых. Малолеток, кто работать не может, отдельно. Мне почему-то запомнилось, что в лагере нас разделяла стена прессованного сена. Женщины растеребили, повыдергивали сено, мама перелезла и перетащила меня. Так мы воссоединились. Она нас ни на шаг не отпускала от себя. В лагере в Нойнштадте в первый раз сводили в столовую, дали суп. Я была малолетка, и воспоминания мои обрывочны, как картинки из сна.

Помню, как хозяин приехал выбирать нас. Он был на бричке. Я сейчас представляю: стоит перед ним молодая измученная женщина в белой косыночке, черноглазый подросток-сын и девочка с чубчиком в красном бархатном платьице. Оказались мы в деревне под названием Унтер-Турхофен. Объяснялись поначалу жестами. Переводила полячка Тася. Я быстро усвоила немецкую речь. Мы мешали полячке, и она наговорила на маму, будто та сказала: придут наши, повесят хозяев. Что было! Хозяйка в ярости. Били маму. Мама на колени: «Пощадите детей, не отдавайте гестапо. Не говорила я этого». Гестапо не отдали, но из комнаты, где мы жили с полячкой, перевели нас с мамой жить в водокачку. Каменная клетка, 2 бака с водой, скважина, пол кирпичный, мокрый, постель - солома. Правда, одеяло какое-то было. Грели кирпичи в печке и ими грели постель. Так до освобождения здесь и жили.

Мама доила коров, косила, делала все, что скажут. Косить она сначала не умела. Вилли, сын хозяина, научил. Сзади обхватил: «Айн, цвай, айн, цвай» - косой, потом отпустил руки, она и пошла. Я была на посылках. Но были и постоянные обязанности, например, дрова вязанками таскала, скот пасла. У них там поля - клеточки. Клеточка клевера, клеточка турнепса, выпаса. Попробуй удержи коров на этой клетке. Они же лезут в турнепс. Весь день бегаешь. А вечером мало яиц соберешь, - хозяйка есть не даст. Мама позовет, погладит, свой хлеб отдаст.

6 мая 1945 года фрау отправила меня в городок за хлебом. Его выдавали по карточкам. Подъезжает военная машина: «Не бойтесь, мы приехали вас освободить». Я хлеб схватила, бегу: «Мама, военные приехали!» Она ладонью закрыла мне рот. А назавтра наши были уже здесь. Сначала мотоциклисты проехали, потом танки пошли. Танкисты стояли в доме хозяев. Полячка с другом Бруно на подводе сбежала, говорят, во Францию. Я разговаривала по-немецки. Детские песни до сих пор помню. Смешно сказать, но военные использовали меня как переводчика. Команды маме: «Попробуй сало, водку», - через меня давали. Мама от радости слова сказать не могла. Назавтра Том ушел в соседний хутор, взял повозку с лошадью, погрузились.

Хозяин, потерявший всех сыновей, просил Тома, чтобы тот остался у них. Но мы хотели домой. Хозяин, видя, что мы ничего не взяли, протянул маме хлеба три булки и два куска сала: «На, Александра, возьми». Кстати, и меня просили бездетные соседи в дети. Говорили: «Она будет обеспечена, мы ее вырастим, выучим». Мама ответила: «Хоть сухую корку, но и ту пополам». Сбросили мы опостылевшие деревянные колодки со шнуровкой, сели на подводу и поехали. А назавтра, 9 мая, мама заболела. Том укрепил столбики на повозке, повесил какой-то полог. Мама сидит и повторяет: «Я Шамаханская царица, я Шамаханская царица». Раздвинула доски тарантаса и побросала вниз всю одежду: «Ой, бедный мальчик, раздетый, замерз. Ой, девочка...» Туда же ушли ложки, кружки... Том правит, сидит впереди, не видит. Мне с мамой страшно. Не рассказать всего. И вот чудо: только границу переехали - болезнь как рукой сняло. Все прошло. Прожила мама 89 лет. Здесь, в Улан-Удэ, похоронили ее».

Заведующему отделом социального

т. Олейниковой И. С.

обеспечения Советского райисполкома г. Улан-Удэ

от Мицкевича Томаса Иосифовича,

1929 года рождения, проживающего

по адресу: 670004, г. Улан-Удэ...

Я, Мицкевич Т.И., свидетельствую, что указанная в ответе Комитета Государственной Безопасности СССР, Управление по Брянской области №14541-ф от 19.04.91 г. сестра Вера, 1936 года рождения на самом деле является моей сестрой Бертой 1934 года рождения, с которой я с сентября месяца 1943 года находился в Германии, где находился в лагерях: Алитус, Варшава, Вене, Нойнштадт, а потом работали на сельхозработах в селении Утер-Турхофен по день освобождения - май 1945 г.

07.05.91 г. Подпись.*

Сегодня у самой Берты Иосифовны - семья. С большими мытарствами с перепиской с разными инстанциями доказала она, что является... сестрой Томаса Иосифовича (таковы парадоксы жизни). И бывшие малолетние узники фашизма Мицкевич Т.И. и Фабричева Б.И. получили удостоверения и более чем скромную компенсацию. Но главное - заслуженное признание за свое загубленное войной детство.

Смотрите также запись о Фабричевой Берте Иосифовне в Истории заводской производственной лаборатории

Ссылки

Официальный сайт МАУ ЦБС г. Улан-Удэ

YouTube-канал МАУ ЦБС г. Улан-Удэ